 Каждое воскресенье Алена прибегала на службу в храм. Всегда опаздывала и редко достаивала до конца, но все же.
- Я без этого уже не могу, - говорила она своей подруге Александре. - Меня туда уже тянет. Только быт и суета не дают в полной мере насладиться богослужением. Ты бы пришла, Шур, хоть разочек, послушала, как наши девчата поют. Инной раз всю душу вынимают.
- Схожу как-нибудь, соберусь и схожу. Какой там вблизи большой праздник?- поинтересовалась Александра.
- Петра и Павла. Да ты все обещаешь, а не идешь!- пожурила подругу Алена.
- Вот на Петра и Павла схожу. Вот те крест,- небрежно перекрестилась Александра.
- Не божись, Шурка, это грех, да еще так небрежно. И так у тебя грехов хватает. Пообещаешь и не сделаешь, я тебя знаю. Так это еще хуже будет, - сказала Алена и укоризненно посмотрела на подругу.
- Ой-ой-ой! Ладно тебе уже, и ты туда же! Одни учителя вокруг. Все учат, учат, - в голосе Шуры прозвучало раздражение.
- А ты прям на лету все схватываешь. И не учу я тебя, а подсказываю. Кто тебе, кроме меня, подскажет? А чтобы учить, так я еще сама неграмотная, только учусь! - попыталась смягчить разговор Алена.
- Ой, не зазнавайся, сколько можно учиться? – съехидничала Шурка.
- Сколько нужно, столько и можно, - парировала Алена. - Тебе этого не понять.
- Где уже нам! – обиделась Александра.
- Да ладно, Шур, ну чего ты обиделась? Не глупи! Ну все, мне пора,- заспешила Алена. Жду обещанного.
- Как только, так и сразу. Сказала приду, значит приду, - отрезала Шура.
Алена вспомнила этот разговор, подходя к храму. Завтра уже Петра и Павла. «Ну-ну, поглядим, как она исполнит свое обещание!» - подумала Алена. И тут же покраснела.
- Праведница нашлась! За собой следи. Вот который раз на службу опаздываешь и до конца всю не стоишь, - укоряла себя Алена. Не зря говорят: «Чужую беду руками разведу, а к своей ума не приложу».
- Господи, помилуй меня грешную! – с раскаянием произнесла Алена. Усердно перекрестилась и, приклонив голову, скользнула в храм.
Перестав себя стыдить, Алена пыталась собрать свои мысли, чтобы усердно помолиться, а не стоять, глазея отвлеченно по сторонам. Но мысли были непослушны и все куда-то ускользали. Она с трудом пыталась их собрать и сосредоточиться на главном. Но, наверное, главным ей в этот момент казалось все, что угодно: предстоящая встреча с обиженным братом, потерянная косметичка, болеющие дети...
Алена сделала над собой еще одно усилие и закрыла глаза. В храме пелась херувимская: «Всякое ныне житейское отложим попечение…».
- Прочь, прочь, мысли непотребные!- усиленно гнала их Алена. Она знала, что очень важно сейчас стоять так, как стоят у Престола Божия серафимы и херувимы – с трепетом души и сознанием своего ничтожества в Божием присутствии. Не открывая глаз, Алена смотрела вперед и вверх. И чем выше вверх поднимался ее взор, тем светлее и ярче становилось вокруг. Алена ощутила умиротворение и благодатное состояние духа.
И такое ощущение легкости наполнило ее, что ей показалось, будто она медленно поднимается ввысь. Мыслей, казалось, не было никаких. Лишь через мгновение Алена поняла, что она внутренне подпевает клиросу. И как это было чудесно! Молитва звучала внутри нее, молитва звучала вовне, и все это волновало душу, задевало за невидимые струнки, заставляя петь.
Свет освещал подъем. И этот свет был таким родным, таким желанным, что, казалось, ни о чем другом она и не мечтала. Находясь в храме телесно, она не чувствовала своего тела, не ощущала присутствия других прихожан, кроме голосов тех, кто пел в хоре. Для Алены сейчас существовала совсем иная, неведомая и невидимая телесными очами реальность. Все как будто растворилось вокруг, и существовала лишь она, пение хора, этот необычный свет, непрестанное движение серафимов и херувимов у Престола и где-то там, на самом верху, незримое присутствие Самого Господа нашего Иисуса Христа…
Алена четко не различала окружающее - яркий свет слепил, и она зажмуривала и без того закрытые глаза. Да, наверное, и не дано было ей видеть большее. Подъем остановился где-то на середине пути. Дальше, видно, было нельзя. На какое-то мгновение Алена замерла, дивясь увиденному, и стала медленно опускаться…
И чем ниже она опускалась, тем темнее становилось вокруг. И тем грустнее становилось Алене. Душа тянулась ввысь, а тело - вниз. Алене так не хотелось терять ощущение этого изумительного, доселе неведомого состояния! Херувимская закончилась, и Алена открыла глаза.
 Все необычное исчезло, и перед ней вновь предстала обычная обстановка храма и молящиеся – причем настолько близко, что ей на какое-то мгновение показалось, что они притянулись к ней, словно магнитом. Если минуту назад она ощущала простор и уединение, оторванность от всего земного, то сейчас она была заперта в ограниченном пространстве и лишена чего-то очень важного, будто показали ей что-то жизненно необходимое - показали и спрятали.
«Что это было? - думала Алена. - И было ли это вправду? Не фантазия ли это? Но какая яркая, какая ощутимая!». Но что бы это ни было, Алена твердо знала: то, что видела она сегодня, дорогого стоит. Таким несравненным богатством показалось ей то видение! Ее переполняли чувства радости и счастья. Алена стояла и смотрела на алтарь, на открытые царские врата. Был момент великого входа, перенесение священниками чаши и дискоса с честными дарами с жертвенниками на престол для совершения Таинства Евхаристии. Алена стояла и думала о том, что она не видела этого момента (ведь глаза были закрыты) и не слышала их движения. Да она вообще ничего не слышала какие-то минуты, пока пелась херувимская…
Кроме пения херувимской ни шепота, ни хождения, зачастую сопровождающего богослужение, ничего! Как будто ее вообще здесь не было… Но богослужение продолжалось, и Алена попыталась влиться в нужную струю.
После богослужения Алена думала о том, что сегодня для нее открылась маленькая щелочка в невидимый мир. Она понимала, что это ненадолго, что это все закроется, исчезнет. И как же ей хотелось все это удержать в своей памяти, спрятать, скрыть от всех в страхе, что это отымется. Ей так не хотелось с этим расставаться - как ребенку с чужой нарядной и прекрасной куклой. Алена понимала, что она недостойна видеть это, и было это лишь по великой милости Божией.
Алена, как всегда, спешила из храма домой. Но в этот раз ей особенно не хотелось уходить. Сдерживая внутреннюю радость и улыбку на устах, Алена еще раз перекрестилась и, сотворив поклон, все же вышла за церковную ограду. Поглощенная своими думами, она и не заметила, как оказалось возле дома Шуры. Глядя на него, она подумала: «Шурка, Шурка, как бы мне хотелось поделиться сейчас с тобой своими переживаниями! Да не могу - все равно не поверишь и не поймешь моей тайны. А как бы хотелось, чтобы она у нас была общей… Приходи, Шурка, приходи в храм, непременно!».
|
